Продолжим вспоминать Бориса Поплавского, стихи и его трагическую жизнь.
Я вам говорила о том, что он родился в Москве, что начал рано писать стихи. Всерьез не относился к своим ранним стихам. Что он изобрел так называемое "автоматическое" письмо, вслед за Фрейдом, когда бессознательные образы заносились в строчку, в стихи.
И иногда критики отмечали помимо оригинальности поэзии Бориса Поплавского, казалось бы, отсутствие смысла. Например, Георгий Адамович про него писал, что он пытается через эти ритмы найти какой-то свой путь. Это сплетение образов, они музыкальны, певучи по звучанию, в них вроде бы нет смысла, но тем не менее, это ряд звуковой ассоциации. Поплавский, кстати, в своих дневниках пишет, что искусство рождается из разговора музыки с живописью. Дело в том, что в 1920-е годы Поплавский очень серьезно занимался живописью и считал себя художником. Он потом отошел от этого, и всерьез посвятил себя написанию и прозы, и стихов. Но некоторые говорили, что его стихи навеяны наркотиками, о них тоже нельзя не вспомнить, потому что он в 1935 году и погиб от большой дозы наркотиков. И это присутствует в стихах - магические сны, магические образы. Но, когда пишут о Поплавском, очень интересно - Татищев его друг, Николай Татищев, пишет, что это состояние эйфории было практически всегда у Поплавского. И секрет Поплавского в том, что отрыва от реальности, от реальной жизни у него не было. Это секрет работы над собой, постоянной работы. И внутренняя его боль постоянная - он просто жил в другом мире.
"Глубокий холод окружает нас..."
Глубокий холод окружает нас.
Я как на острове пишу: хочу согреться,
Но ах, как мысли с головы на сердце,
Снег с потолка. Вся комната полна.
Я превратился в снегового деда.
Напрасно спорить. Неподвижность.
Сплю, а сверху ходят, празднуя победу,
Морозны бесы, славный духов люд.
Но знаю все: замерзшим очень жарко.
Я с удивлением смотрю: песок, и сквозь песок
Костяк и череп, челюсть и висок.
И чувствую: рубаха, как припарка.
Идет в пыли, качаясь, караван.
Не заболеть бы, ох, морской болезнью:
Спина верблюда не в кафе диван.
Дремлю. Ведь сна нет ничего полезней.
Ток жара тычет в спину. Больно.
Шасть, Приподымаюсь; над водою пальмы
Качаются, готовые упасть.
Заспался в лодке, в воду бы, но сальный
Плавник вдруг трехугольный из воды.
Акула это, знаю по Жюль Верну.
Гребу на берег, где на все лады
Животные кричат. Но ах, неверно.
Он изменяется, он тает, он растет,
Он белый камень. Айсберг недоступный.
Смотрю: не лодка самодельный плот.
Сидит матрос, к нему бросаюсь: труп.
Вот казалось бы, действительно, какой смысл? Но стихи, очень музыкальные, очень образные. Я вам говорила, он подражал иногда футуризму. И писал стихи такие, немного крученовского толка.