Олег Чухонцев. «И дверь впотьмах привычную толкну...». Читает Алла Демидова

Video Player is loading.
Current Time 0:00
Duration -:-
Loaded: 0%
Stream Type LIVE
Remaining Time 0:00
 
1x
    • Chapters
    • descriptions off, selected
    • subtitles off, selected

      ...и дверь впотьмах привычную толкнул,
      а там и свет чужой, и странный гул ‒
      куда я? где? ‒ и с дикою догадкой
      застолье оглядел невдалеке,
      попятился ‒ и щелкнуло в замке.
      И вот стою. И ручка под лопаткой.
      А рядом шум, и гости за столом.
      И подошел отец, сказал: - Пойдем.
      Сюда, куда пришел, не опоздаешь.
      Здесь все свои. ‒ И место указал.
      ‒ Но ты же умер! - я ему сказал.
      А он: ‒ Не говори, чего не знаешь.
      Он сел, и я окинул стол с вином,
      где круглый лук сочился в заливном
      и маслянился мозговой горошек,
      и мысль пронзила: это скорбный сход,
      когда я увидал блины и мед
      и холодец из поросячьих ножек.
      Они сидели как одна семья,
      в одних летах отцы и сыновья,
      и я узнал их, внове узнавая,
      и вздрогнул, и стакан застыл в руке:
      я мать свою увидел в уголке,
      она мне улыбнулась как живая.
      В углу, с железной миской, как всегда,
      она сидела, странно молода,
      и улыбалась про себя, но пятна
      в подглазьях проступали все ясней,
      как будто жить грозило ей - а ей
      так не хотелось уходить обратно.
      И я сказал: ‒ Не ты со мной сейчас,
      не вы со мной, но помысел о вас.
      Но я приду ‒ и ты, отец, вернешься
      под этот свет, и ты вернешься, мать!
      ‒ Не говори, чего не можешь знать,-
      услышал я,‒ узнаешь ‒ содрогнешься.
      И встали все, подняв на посошок.
      И я хотел подняться, но не мог.
      Хотел, хотел ‒ но двери распахнулись,
      как в лифте, распахнулись и сошлись,
      и то ли вниз куда-то, то ли ввысь,
      быстрей, быстрей ‒ и слезы навернулись.
      И всех как смыло. Всех до одного.
      Глаза поднял ‒ а рядом никого,
      ни матери с отцом, ни поминанья,
      лишь я один, да жизнь моя при мне,
      да острый холодок на самом дне ‒
      сознанье смерти или смерть сознанья.
      И прожитому я подвел черту,
      жизнь разделив на эту и на ту,
      и полужизни опыт подытожил:
      та жизнь была беспечна и легка,
      легка, беспечна, молода, горька,
      а этой жизни я еще не прожил.