Алла Сергеевна Демидова размышляет о поэзии Анны Андреевны Ахматовой в передаче «Нескучная классика».
О роли музыки в поэзии и в жизни Анны Андреевны Ахматовой
Поэт без музыки – это не поэт, и стихи – это уже музыка. Потому что ритмы, мелодии. Она не так долго нащупывала свою тему. Ахматова сожгла свою раннюю музыку – ранние стихи. А 1912, 1913 годы – это уже настоящая Ахматова. Тогда уже стали писать о трагической ноте, хотя в ранних стихах трагической ноты и не было. Но тем не менее, умные критики это увидели.
С Колобовым, гениальным дирижером мы встретились где-то в Париже, и он мне сказал: «Давайте что-нибудь вместе сделаем». Я предложила «Поэму без героя». Он прочитал, мне звонит: «я там ничего не понял». Мне пришлось ему кое-что объяснять – кто, зачем, что, как и так далее… Но, конечно, не только непонимание Колобова, но и собственное непонимание подтолкнуло к исследованию и написанию книги «Ахматовские зеркала». «Поэма» притягивает как магнит, её хочется расшифровывать, хочется понять – что там скрыто. Поэтому я давно начинала разыскивать - например, какой-нибудь симпозиум по какому-нибудь одному стихотворению Ахматовой где-нибудь в Кембридже (английский не знаю, но мне переводили по моей просьбе), или в какой-нибудь другой стране, - то есть по крохам собирала.
Практически каждый год я читаю Ахматову – и на радио тоже, и в концертах. Даже когда программа, предположим – «Серебряный век» - без Ахматовой нельзя, или «От Блока до Бродского» - все равно это очень сильная нота, мимо которой не пройти. Очень сильная тема музыки.
Когда мы читали первый раз «Реквием» с «Виртуозами Москвы» и с В. Спиваковым, они были все за моей спиной в смокингах. Я думала – это же про ГУЛАГ и невозможно в вечернем платье, но в тоже время это невозможно и в телогрейке, потому что это же концертное исполнение. И я вспомнила, что у Лили Юрьевны Брик (а её засылал в свое время посылками Ив-Сен Лоран) есть платье – тафтовая юбка (а тафта всегда смотрится немножко мятой на сцене, и бархатный казакинчик узкий. Я попросила, и этот костюм был действительно очень точен. Он был и концертным, и в то же время этот бархат узкий воспринимался – что-то вдовье.
Поэтому, когда мы читали «Реквием» в Ленинграде в большом зале филармонии, и вдруг я увидела – в зале сидит Ахматова (Л. Н. Гумилев был очень похож на старую Ахматову). И после концерта, я уже собирала дорожную сумку – мы уезжали в Москву. Вдруг ко мне идет Лев Николаевич собственной персоной, и я, по своей актерской привычке, чтобы не было серьезного разговора начала: «Ах, как я боялась, дрожала, как заячий хвост». «Стоп, Алла. Я сам дрожал как заячий хвост, когда шел сюда, потому что я терпеть не могу, когда актрисы читают Ахматову, тем более «Реквием», но Вы были хорошо одеты». Это был не просто комплимент.